МОЯ ВОЙНА...

Это документальный рассказ моей мамы Рудзиной Кимы Владимировны ( 1926-2003) о войне.... Hier ist die Übersetzung: http://rudzina.livejournal.com/ Фотографии военного Минска взяты с сайта минского художника Дмитрий Маслия с его любезного согласия http://sites.google.com/site/dmitrymasly/Home
1.У меня своя колокольня. И война своя. Если посмотреть на войну со стороны, можно увидеть треугольник, и в каждом углу своя суета. В одном – политики, в другом – армии, в третьем – растерянное население с инстиктивным желанием выжить, найти убежище и кусок хлеба. Я – население. До войны, моя мама, Любовь Андреевна, аккуратно ходила в домоуправление и училась, как себя вести на случай войны – даже противогаз у неё был. Её профессия – медсестра. Она учавствовала в учебных воздушных тревогах. Всё это детский лепет по сравнению с действительностью. В денъ начала войны она и была на этих занятиях, а меня увезли в ближайшее "безопасное место". Конечная остановка трамвая находилась у "Парка Челюскинцев", а оттуда рукою подать до деревни Слепня. Там была новая школа, на всю округу сверкающая красной черепицей. Директором этой школы была сестра моей мамы – тётя Вера.В подвале этой школы я встретила первый бой войны. Всю ночь мы слушали, как пролетали и рвались снаряды. Кто-то со знанием дела сказал, что если слышен полёт снаряда – значит мимо. В первое затишье, на рассвете, мы вышли из подвала и кошка тоже. Она крадучись пошла по двору, глядя в небо, а когда появился самолёт, первая бросилась в подвал. Папа с младшим братом Гериком уехал из города на попутной машине. Мама отказалась и пошла раньше за мною. Никакого транспорта уже не было и мы решили пешком идти в Москву.С нами ушла сестра моего папы – тётя Оля с дочерью Таисой. По Московскому шоссе непрерывно шли беженцы. Одни тянули свой скарб, другие – детей и на руках и в колясках.Одна женщина в халате и домашних тапочках несла младенца и громко пела - наверное сошла с ума. В канавах валялись брошенные вещи. Воду пили из грязных глинистых луж. У тёти Оли были кусочки сахара – тем и питались. Вместе с беженцами, небольшими групками шли и красноармейцы, но в основном – лесочком. Через несколько десятков километров, в деревне Королёв-Стан, мы попали под бомбёжку. Самая яркая картина: у одной коровы вырвaло кусок живота, она бежала и ревела, а кишки тянулись за нею. После ночи, проведённой на болотной кочке, мы узнали, что немцы уже впереди и дальше идти нет смысла. Вернулись мы в Минск и не узнали его. Дома догорали и везде валялись убитые. В районе типографии я зашла на минуту во двор и увидела страшную картину. Во дворе стоял грузовик с откинутым задним бортом. С машины свисали мёртвые солдаты, головами вниз, лицами ко мне. Наверное грузовик расстреляли с самолёта. По мёртым лицам ползали мухи. В районе моста через Свислочь, женщина стояла на коленях перед немецким патрулём и умоляла пропустить к горящему дому на площади Свободы – у неё там остались дети. Не пустили. Ночевали мы в каком-то сгоревшем доме по улице Долгобродской. Под лестницей каменный пол был тёплый, как нагретая печь. Вся моя одежда состояла из белого сарафанчика в цветочки – так что было тепло и уютно. Утром пошли к своему дому. Теперь там площадь Независимости, а до войны был целый жилой квартал. Со стороны Дома правительства была Советская улица, а с обратной – против медицинского института – Связной переулок. Там и был мой дом и там, в руинах, осталось моё детство. В городе жители старательно "чистили" магазины, а окрестные крестьяне целыми подводами вывозили товары. Около разорённого магазина, мама подобрала коробку пуговиц для сорочек, белые и чёрные нитки и духи – потом долго дрожала от страха за своё "преступление". Этот "клад" впоследствии оказался ценным подспорьем в нашем голодном существовании.